Какой была Греция перед покорением ее Филиппом и Александром Македонским?

К середине IV в. до н. э. греческие полисы были уже не в состоянии обеспечить большинству своих граждан определенный — пусть и не слишком высокий, но достаточный и главное стабильный уровень благосостояния, и это вело к ослаблению полисного патриотизма. Ибо, с одной стороны, стремительно бедневшая масса не видела необходимости в поддержке своего города-государства, а с другой стороны, теми же сомнениями были обуяны богачи — торговцы, владельцы мастерских, которых полис не мог удовлетворить по двум причинам. Из-за массы ненужных, с их точки зрения, условностей общественной жизни, результатом которых было то, что богатые содержали большое количество люмпена, и из-за того, что полис, организация по своей сути региональная, не мог обеспечить им нормальной экономической жизни в общегреческом и международном масштабе.
Средние же слои стремительно вымывались, пополняя в основном отряды городских дармоедов.
В силу этого во всех слоях общества все сильнее проявлялась тяга к тирании, которая начала переживать в Греции свое второе рождение. Но новое было в том, что диктатура желается теперь уже не локальная, как это было в V в. до н. э. и раньше, а во всегреческом масштабе, дабы всем эллинам укрыться под мощной сенью единого владыки. И некоторые начинали видеть в этой роли Филиппа Македонского.
Афинский философ Исократ обращается к Филиппу: «Тебе нужно и из своего ничем не пренебречь, и попытаться примирить города аргивян и лакедемонян, и фиванцев, и наш. Если ты сможешь это устроить, тебе не трудно будет и других привести к единодушию...»
Исократ ясно сознавал, что прошлое — невозвратимо, и то, что единый раз удалось — независимость, сила и процветание отдельных полисов — уже никогда вновь не вернется. Удивительно, что это вообще стало возможным, подобное соединение, казалось бы, несовместимого, ведь, по сути, нигде, кроме Греции, такого в истории более не повторялось. Обычно во всех остальных случаях сила была как раз в единстве, а не в многообразии; в единстве государственного организма, в централизованной власти правителя, а не в союзе равных.
Эгоизм разъедал полисы как ржа. Каждый думал лишь о себе. По Греции бродили десятки тысяч наемников — тяжелых воинов, гоплитов, изгнанных с родины нуждой или властью. Профессионалы, скованные дисциплиной, верой в начальников и свою общую судьбу, повязанные боевым братством, они были готовы продать свои мечи каждому, кто за них заплатит. Эти гоплиты, благодаря своему числу, храбрости, умению и беспринципности, были угрозой всем и каждому.
А те из политических деятелей, кто не находил в себе мужества признать, что существующая форма государства уже обречена, в своих попытках противостоять неминуемому доходили, как Демосфен, фактически до предательства, ища себе союзников против Македонии в лице Персии, той державы, которая долгие и долгие десятилетия была общим для всех греков врагом, врагом самым страшным.

Далее:
Что за войско было у Александра Македонского?